[17]
        Ленинградский институт языка и литературы
        (Научно-Исследовательский институт сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока при Ленинградском Государственном университете.)

        Наука и жизнь одинаково ставят на очередь вопрос о новой филологии, обновленной как по методу, так и по материалу.
        Методологическая задача сводится ближайшим образом к преодолению формализма. Мы понимаем этот термин — „формализм" — не в том полупублицистическом смысле, в каком он известен за последние годы в нашей литературной науке и критике. Мы берем его в более общем и академическом значении, которое придал ему, например, Н. Бухарин в своей известной статье в „Красной Нови“ 1925 г. Н. Бухарин справедливо указывает здесь. на то, что „формализм" является достоянием не одной только литературной науки, но и истории философии, права, политической экономии. В таком понимании „формализм" представляется как бы первым этапом на пути обществоведа-специалиста, стремящегося объяснять происхождение и развитие интересующих его явлений прежде всего из них самих и строящего таким образом отдельный эволюционный ряд философских, религиозных, правовых, научных, литературных идей или художественных форм различных видов искусства. Вопрос сводится к тому, чтобы от формализма чистых правоведов, экономистов или филологов, переходить к более глубокому социологическому обоснованию правовых норм, экономических идей, языковых и литературных фактов, от ближайших причин восходить к конечным, лежащим в экономике, социально-политическом строе, социальной психологии.
        Задача обновления материала требует привлечения наряду с древними и письменными живых и бесписьменных языков, изучения наряду с древними литературами также новых и новейших литератур, вплоть до современной. Это настолько ясно, что не требует особых доказательств. Но это счастливо соединяет нашу науку с практической жизнью в государстве, основанном на союзе рабочего и крестьянина, с одной стороны,
[18]    
союзе национальностей — с другой. Перед новой филологией встают задачи изучения языка различных городских профессий (печатников, металлистов, деревообделочников и т. д.), языка и творчества современной деревни, наконец, языка и культур национальных меньшинств нашего Союза.
        С точки зрения этих теоретических и практических задач мы и должны подходить к оценке деятельности всякого филологического учреждения наших дней.
        Научно-Исследовательский институт сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока возник в 1921 г. и носил первоначально имя А. Н. Веселовского. В 1923 г. в институте была учреждена коллегия; наконец, осенью 1925 г. была введена новая структура института, образован ряд новых лингвистических секций и секция „Живой старины", а прежним секциям придан более литературный уклон[1]). Это развязало скрытые до тех пор силы института. В результате отчет за 1925/26 г. хорошо отразил то переходное состояние, которое переживает ныне ленинградская филология: поиски новых методов с поворотом от формализма (чистого филологизма) к социологии и поиски нового материала с встречей на этих путях с потребностями жизни.
        Теоретическая (методологическая) задача преодоления формализма в области языкознания встречает ожесточенное сопротивление со стороны господствующей в лингвистике индоевропейской теории. На Западе протест против формалистического индо-европеизма возник уже давно в недрах самой школы в виде известных направлений „Wörter und Sachen” „лингвистической географии” и др. У нас эта часть принадлежит яфетической теории акад. Н. Я. Марра. Руководимая Н. Я. Марром секция общего языкознания решительно выдвигает вопросы палеонтологии речи, т.-е. происхождения и развития языка в связи с экономикой и общественностью. Секцией намечено, в качестве основной коллективной темы,
[19]    
изучение взаимодействий между языковыми единицами, по методам сравнительно-палеонтологического и сравнительно-исторического исследования языковых групп. Плодом этого явилась между прочим статья Л. Якубинского в сборнике „Язык и литература", т. I. Далее, в противовес психологизму, секция выдвигает методы естественно-научного экспериментального исследования явлений языка, физиологии и патологии речи (рук. С. Доброгаев). Наконец, с настоящего года секция организует коллективную работу по изучению взглядов на сущность, происхождение и развитие языка марксистов и материалистов — Маркса, Энгельса, Каутского, Лафарга, Плеханова, Ленина и др., а также Чернышевского (Я. Лоя, Н. Яковлев, Л. Якубинский и др.).
        В области литературоведения, в виду агрессивного характера формализма „опоязовского" типа, теоретическая линия должна быть особенно четкой и определенной. В виду этого признано нецелесообразным деление секции методологии литературы на группы социологии и теории литературы, или поэтики. К участию в работе привлекаются литературно-марксистские силы Ленинграда, ближайшее руководство поручается Г. Горбачеву, В. Десницкому-Строеву и Н. Яковлеву. Намечены коллективные работы: 1) по русской марксистской критике, в частности за время Октябрьской революции (юбилейная тема); 2) по учету литературно-теоретических высказываний классиков диалектического материализма. В противовес теоретической поэтике формализма, основанной на психологии и лингвистике, секция выдвигает историческую поэтику Александра Веселовского, основанную на конкретном материале первобытной культуры и этнографии. В этом плане должны быть учтены многочисленные в институте работы по средневековой, древней и древнейшей поэзии, как коллективные, так и индивидуальные, в секциях и группах средних веков, древнего мира, Ближнего Востока, Индии и Дальнего Востока, „Живой старины“. В виду более простого характера общественности отдаленных эпох связь с нею литературы никогда серьезно не отрицалась, и формализм не носил здесь того крайнего характера, какой он приобретает в области новых литератур. Поэтому современная научная (марксистская) методология литературы требует продолжения и углубления занятий поэзией отдаленных эпох в специальных секциях. Задачей же секции методологии литературы становится пересмотр теоретических предпосылок подобных работ с точки зрения диалектического материализма, что лучше всего сделать, подвергнув критическому разбору наследие Веселовского. Это — одна из первоочередных задач научного литературоведения на пути к созданию социологической поэтики.
        Обращаясь к деятельности специальных секций, мы также видим здесь сдвиг к социологии.
[20]              
        В секции древнего и ирано- эллинистического мира — вообще одной из сильнейших секций по дружной спаянности в работе и многочисленности участников групповых занятий — уже ранее вызывали большой интерес коллективные работы по изучению этнологии древнего мира (руковод. В. Струве) и отражению земледельческой культуры в языке и поэзии древности, в особенности Греции (руковод. Б. Богаевский). В прошлом году секция обнародовала некоторые результаты своих работ в научно-популярной книге „Религия и общество. Сборник по изучению социальных основ религиозных явлений древнего мира“ (статьи: В. Струве, М. Матье, И. Франк-Каменецкого, Б. Богаевского, Б. Казанского, И. Троцкого, А. Болдырева, Я. Боровского, изд. „Сеятель"). Следует пожелать применения того же метода к изучению собственно языковых и литературных явлений древнего мира. Секция, по-видимому, и намечает в качестве одного из путей к этому коллективную работу „Гомер и яфетическая теория" (орг. Б. Богаевский).
        В секции литературы средних веков и Возрождения уже не первый год ведутся занятия по изучению южно- и западно-славянских литератур и языков в связи с их экономикой и политикой в группе современного славянства (рук. Н. Державин).
        Секция новой и новейшей литературы, возникшая в 1924— 25 уч. году (руковод. Н. Козмин), сама по себе является некоторой победой нового материала над старым (борьба за отделение кафедр древней и новой русской литературы началась еще в 1910 годах в Петербургском университете). Основной коллективной темой секции до сих пор был вопрос международного литературного обмена (исходя из русского материала). С настоящего года секция делает опыт социологического углубления чистого сравнительного метода на конкретном примере отражения июльской революции во французской и русской литературе. Изучению подлежат: историческая обстановка эпохи, идеология эпохи по произведениям политических писателей, распространение идей французских политических писателей за границей, преимущественно в России, литературные течения во Франции в изучаемую эпоху, отражения французской литературы в России, литература 30-х годов других западно-европейских стран и ее отражение в России, литературные течения в России в 30-х годах. Из этой программы ближайшим образом намечено изучение фельетона 30-х годов и французского социального и натуралистического романа (Ж. Жанен, Бальзак, Е. Сю и др.) и его откликов в России. К этому надо добавить, что в предисловии к вышедшему под наблюдением Н. В. Яковлева сборнику „Пушкин в мировой литературе" коллегия института отчетливо выявила марксистскую (социологически-материалистическую) точку зрения на проблему литературного обмена (влияния, традиции).
[21]              
        Наконец, можно привести нижеследующие строки из отчета секции „Живой старины" (руков. Д. Зелениным): „Русские и западно-европейские ученые, работающие по научному методу „Wörter und Sachen “, встречают при своих работах непреодолимое препятствие в неизученности русского народного быта. Для изучения фольклора сделано много больше. Но фольклорные произведения у нас изучались исключительно с историко-литературной точки зрения, как чисто словесные памятники. Широкий этнографический подход в изучении русского фольклора почти совсем отсутствовал. В последнее время музеи и краеведческие организации проявляют весьма большую настойчивость в деле собирания этнографических и фольклорных фактов, но исследованием собираемых материалов в Ленинграде занимается только одна Российская академия истории материальной культуры. Появление в Ленинграде секции „Живой старины", как нового центра научно-исследовательской работы в области этнографии и фольклора, было таким образом вполне своевременно и диктовалось насущными потребностями эпохи". К этому следовало бы добавить пожелание, чтобы вся секция организовала свои работы более близко к намеченной программе, т.-е. от „чисто-словесного" пока изучения народной сказки, песни, сюжетологии и т. д. пыталась переходить к их изучению в связи с народным бытом, техникой и т. п.
        В итоге мы как будто имеем некоторое право говорить об известном методологическом сдвиге в направлении от „формализма" (чистого филологизма) к социологии.
        Второй очередной научной задачей, как было указано вначале, является обновление материала в области и языка и литературы. Эта задача приобретает вместе с тем ярко-практический характер в виду растущих требований жизни.
        Ответом на это в институте явилось учреждение лингвистического отделения с целым рядом специальных секций по отдельным отраслям языкознания: индо-европейского, яфетического, семито-хамитического, турецко-монгольского и угро-финского, а также намеченных — китайского, палеоазиатского и американского. Ограничение и уточнение заданий помогает здесь по-новому подойти и к старому материалу.
        Из названных выше секций ярче всего общее положение отразилось в секции турецко-монгольского и угро-финского языкознания. На долю ее туркологической части выпала ответственная задача по подготовке целого ряда вопросов, впоследствии поставленных в программу первого всесоюзного тюркологического съезда в Баку. Секция самым деятельным образом приступила к подготовительным работам к съезду и, как показали результаты, вполне справилась с своей задачей. Помимо того, что значительная часть туркологических научных докладов на съезде была прочтена именно членами секции (А. Самойловичем, С. Маловым, Н. Поппе), последние приняли
[22]    
также деятельное участие в разработке целого ряда практических вопросов современного культурного строительства турецких республик Советского Союза. Продолжая работу в том же направлении, секция ныне считает необходимым принять деятельное участие в подготовке материалов в связи с латинизацией турецких алфавитов и предстоящим съездом латинистов. (Из других туркологов секции надо назвать Н. Дмитриева, К. Юдахина, Э. Шмидта.) С настоящего года надо ожидать оживления и финнологической части секции (Д. Бубрих, И. Емельянов, Г. Старцев, К. Баушев и др.) в связи с увеличением числа ее работников из аспирантов и прикомандированных от различных национальных областей с преобладающим финно-языковым населением.
        Из других национальных меньшинств северо- и юго-востока Союза изучались в порядке индивидуальной работы: чуваши (Н. Марр), осетины (А. Фрейман, В. Томашевский, В. Абаев), грузины (К. Дондуа), сирийцы (А. Алявдин), тунгусы (П. Воробьев), буряты (Б. Владимирцов), якуты (Э. Пекарский). Отметим попутно также занятия живыми языками и литературами сопредельных с Советским Союзом восточных стран: Ю. Марр много поработал над сближением русской иранистики с современной Персией, находясь в течение всего года в командировке в различных персидских культурных центрах: Исфагани, Ширазе и др.; Е. Бертельс занимался наряду с древней также и новой персидской литературой; Н. Дмитриев — ново-османским языком и литературою; И. Крачковский — арабскими говорами Назарета; А. Баранников — ново-индийскими наречиями; В. Алексеев интересовался между прочим вопросами современного китайского языка и его преподавания в школе. (Частично эти индивидуальные исследования производились в связи с работою названных лиц в других учреждениях.) Для II тома сборника института „Язык и литература" принята статья Д. Позднеева „Китайская литературная революция".
        Из национальных меньшинств юга и запада СССР уже в течение ряда лет в институте изучались болгары и албанцы на Украине Н. Державиным. В истекшем году энергично работал по обследованию немецких колоний Союза В. Жирмунский. В настоящем году институт широко разворачивает эту часть своих работ, привлекая к изучению греческие (И. Соколов), молдавские (В. Шишмарев), латышско-латгальские (Я. Лоя) и шведские колонии Союза, а также намечает обследование остатков итальянских поселений в Крыму (В. Шишмарев). В виду того, что перечисленные выше меньшинства еще не имеют ни одного учреждения, которое бы специально ими интересовалось, институт организует специальную межсекционную комиссию по изучению языков и этнических культур народов юга и запада СССР под руководством Н. Державина.
[23]              
        Наряду с национальными меньшинствами другим неисчерпаемым источником обновления материала филологической науки являются современные город и деревня.
        Тема по изучению языка города была поставлена в секции общего языкознания Б. Лариным, и в настоящее время он работает над изучением языка рабочих-печатников.
        В секции индо-европейского языкознания возникает коллективная работа по изучению новообразований в современной живой русской речи, внесенных войной и революцией (по инициативе Вл. Шкловского). Той же секцией в настоящее время деятельно развивается работа по составлению словарей русских писателей XIX века (Грибоедова в „Горе от ума“); эта тема отчасти является ответом на многочисленные начинания подобного рода в провинции, неизбежно носящие печать дилетантизма (участвуют: Л. Щерба, С. Бернштейн, Е. Истрина, С. Обнорский, В. Виноградов, С. Еремин, Б. Ларин).
        Теме изучения языка современной деревни отвечает коллективная работа индо-европейской секции по составлению словаря этнографической диалектологии (участвуют: С. Еремин, Н. Ончуков, И. Фалев, Б. Ларин, Л. Якубинский). В сборнике института „Язык и литература", т. I, С. Ереминым опубликован „Проект словаря этнографической диалектологии". и в настоящее время разрабатывается проект „вопросника" к нему. Из индивидуальных тем в той же области можно назвать работу „Из фонетических наблюдений над русскими народными говорами" (С. Бернштейн).
        Быт и творчество современной деревни изучаются в ряде коллективных и индивидуальных тем, намеченных секцией „Живой старины". Таковы: 1) „Народная техника восточных славян и их соседей" (Д. Зеленин) и „Терминология русской народной техники" (Н. Ончуков); 2) „Земледельческие обряды восточных славян и их соседей" (Д. Зеленин, К. Копержинский); 3) „Народная педагогика: приемы и методы воспитания детей в деревне" (Н. Гагенторн); 4) „Изучение современных модных песен в связи с социальным законом моды" (Д. Зеленин); „Частушка и современность" (А. Александров, В. Егоров); 5) „Сказочники Тавдинского края", из наблюдений летом 1926 г. (Н. Ончуков); „Современные сказочники Заонежья" (А. Никифоров); „Сказки, песни и поверья Старорусского края" (Н. Элиаш). Из работ других секций можно назвать темы: „Собирание фонографических записей по народному сказыванию" (С. Бернштейн), „Изучение приемов пародии в частушке" (М. Клеман).
        Что касается современной литературы, русской и иностранной, то молодыми сотрудниками института делались попытки социологического освещения творчества отдельных писателей: русских, например, В. Брюсов (Н. Терещенко), Есенин (К. Друзин), Ляшко (Р. Булгакова), и иностранных, например, А. Франс
[24]    
(В. Рахманов), У. Синклер и Джек Лондон (Л. Вайсенберг), если не относить за счет института известной литературно- критической деятельности — Г. Горбачева и литературно-популяризаторской — В. Максимова-Евгеньева.
        Учитывая всю важность для просвещения широких масс и укрепления рабоче-крестьянского художественного творчества пропаганды классиков мировой и в частности русской литературы, институт систематически использовал всякий литературный и общественный юбилей и годовщину для устройства торжественных открытых заседаний в Центральном доме работников просвещения. Так были устроены заседания памяти: декабристов (доклады—Державина, Оксмана, Тынянова, Максимова-Евгеньева), Карамзина (доклады—Державина, Сиповского, Ильинского и Виноградова), Салтыкова-Щедрина (доклады— Н. Яковлева, Максимова-Евгеньева, Гизетти, Золотарева, Эйхенбаума), Гончарова (доклады — Державина, Максимова-Евгеньева, Оксмана). В лице Н. Яковлева и В. Максимова-Евгеньева институт руководил организацией выставки „Салтыков-Щедрин и его время", устроенной Ленинградским губполитпросветом при содействии музеев и библиотек Ленинграда
        Все изложенное имело целью показать, в какой мере близки Институту задачи современной методологии общественных наук и запросы практической жизни. За вычетом этого остается еще громадная область специальной филологической, языковой и литературной работы, с которой интересующиеся могут ознакомиться по краткому отчету института за истекший 1925/26 г., опубликованному в приложении к сборнику „Язык и литература “, т. I., ст. I—XX (издание института 408 XX стр.).
        Здесь мы должны вкратце остановиться еще на третьем научно и жизненно важном вопросе — о так называемой „научной смене", т.-е. подготовке молодых научных работников к самостоятельной научно-исследовательской работе и преподаванию в высших учебных заведениях.
        К началу 1926/27 учебного года аспирантов и б. научных сотрудников II разряда (по старой номенклатуре), считая вместе с окончившими срок аспирантуры, вновь зачисляемыми и прикомандированными на правах аспирантов, было всего 105 человек, которые делились по 21 специальности. В настоящее время после испытаний по марксистской методологии, произведенных комиссией по подготовке научных работников при ГУС'е, за институтом закреплено 18 штатных и 33 сверхштатных аспирантов, при 17 прикомандированных, распределяющихся по 18 специальностям (общего языкознания, индо-европейского языкознания, семитологии, в частности — арабистики, финнологии, тюркологии, санскриту, египтологии, эллинистики, латинистики, романистики, германистики, славистики, русской литературы, фольклора и этнографии).
[25]              
        Для регулирования работы аспирантов все секции института выработали нормальные или типовые (учебные) планы, применительно к которым и составляются индивидуальные планы занятий каждого аспиранта. В эти планы входит как участие аспиранта в ряде коллективных работ в одной или нескольких секциях под руководством соответствующих специалистов, так и индивидуальная проработка аспирантом ряда вопросов по соглашению с основным руководителем. Все таковые планы представлены в настоящее время в Российскую ассоциацию научно-исследовательских институтов для научно-методического согласования. Независимо от специальных занятий коллегией института были установлены для всех аспирантов три семинария: 1) по общей теории диалектического материализма (рук. проф. М. В. Серебряков), по палеонтологии языка (рук. Н. Я. Марр) и методологии литературы (рук. Г. Е. Горбачев).
        Из изданий института в истекшем году напечатаны:
        1) „Язык и литература", т. I, вып. 1—2. (Сборник статей: Л. Якубинского, С. Еремина, Д. Бубриха, Б. Ларина, Н. Державина, Н. Марра, В. Брима, С- Щегловой, Н. Козмина, Е. Бертельса и Н. Яковлева.) Изд. института, 1926 г. 408-|-ХХ стр. Цена 5 руб.
        2) В. А. Жуковский — ,-,Раскрытие скрытого за завесой" („Кяшф-аль Махджуб") Али-аль-Джуляби. Издание института, 42 печ. листа. Цена 12 руб. 90 к.
        3) Инструкция для описания журналов. Ленинград, 1926 г. 21 стр. Цена 50 коп. (разошлось).
        4) „Религия и общество". Сборник по изучению социальных основ религиозных явлений древнего мира (статьи: В. Струве, М. Матье, И. Франк-Каменецкого, Б. Богаевского, Б. Казанского, . И. Троцкого, А. Болдырева, Я. Боровского). Изд. „Сеятель". Ленинград, 1926 г. 186 стр. Цена 1 руб. 80 к.
        5) „Пушкин в мировой литературе". (Сборник статей: В. Лурье, А. Малеина, Б. Томашевского, С. Савченко, Н. Козмина, Н. Яковлева, Д. Якубовича, И. Соколова, К. Дондуа, Ю. Тынянова, А. Полякова, В. Маслова, Н. Измайлова, К. Шимкевича). ГИЗ. 1926 г. VIII-(-410 стр. Цена 4 рубля.
        Печатаются:
        1) „Язык и литература", т. И, вып. 1 (статьи: К. Державина, А. Баранникова, И. Фалева, А. Бескровного, Э. Лемберга). Издание института, ок. 10 печ. л.
        2) „Язык и литература", т. II, в. 2 (статьи: Ю. Францева, Н. Мещерского, В. Щишмарева, В. Чернобаева, Е. Аничковой, Д* Позднеева). Издание института, около 10 печ. листов.